Лингвистический поворот, произошедший в исторической науке, означал открытие укоренённости профессионального историописания в обыденных языковых формах. Постмодерн, таким образом, сумел растворить "профессиональное историческое познание в коллективном историческом сознании, в культуре, в менталитете"(1). Нейтрализация оппозиции сциенцистского и обыденного знания привела к поиску различных параллелей между ними: от утверждения некоей специфической логики мифа (2) . до нахождения мифологических и квазирелигиозных основ научного знания (3).

Постмодернистская ревизия особенно коснулась тех вариантов историописания, которые в массовом сознании являлись классическими образцами модернистского проекта. Так, неоднократно выяснялись мифологические черты советской историографии. В частности, проводились параллели между архаическими сюжетными мотивами и образами и текстом "Истории ВКП(б)" (4).

Поиск архаической основы современной мифологии явился закономерным следствием использования в современных мифологических исследованиях теоретических положений К.Г. Юнга и его последователей. Принцип историзма вообще не был актуален ни для К.Г. Юнга, ни для большинства культур-антропологов, так как предметом их изучения были феномены, которые заведомо имели отношение к доисторической эпохе, к первобытному состоянию человеческого сообщества. Справедливости ради нужно отметить, что в своей полемике с З. Фрейдом, Юнг всё же говорил о необходимости отличать первобытные части мифологического текста от более поздних напластований (5). Однако все эти попытки можно определить лишь как стремление "очистить" архаический миф, чтобы оценить его в первозданном виде. Таким образом, собственная ценность инноваций, которые вносит историческое развитие в мифологическое сознание, так и не была отмечена.

Оценка мифологических текстов, возникших после архаической эпохи, с теоретической подачи Юнга начала сводиться к неустанному поиску их архетипических оснований, что подчёркивало универсальный, вневременной характер последних.

На недостатки универсализирующего подхода юнгианской теории уже неоднократно указывали многие специалисты. Так, например, Е.М. Мелетинский отмечал, что в ней "имеет место смешение модернизации (по отношению к архаической культуре) и архаизации (по отношению к современному индивидуалистическому сознанию)" (6).

Данный подход тем более немыслим в отношении историграфического мифа. Историографию часто называют "историей истории", а принцип историзма не позволяет прибегать к универсализирующим построениям. Таким образом, историографический миф не может быть интерпретирован при помощи методик, традиционно закрепившихся в мифологических исследованиях, и требует выработки нового подхода, осмысливающего миф как явление, способное претерпевать некоторые исторически-обусловленные трансформации.

Подобным подходом может стать выработанная мною теория мифоисторизма. Теория мифоисторизма включает в себя несколько принципиальных положений. Рассмотрим их в приложении к анализу историографического мифа.

1. Миф - непременная составляющая часть человеческой культуры, присутствующая в последней независимо от какой-либо временной или пространственной локализации. Давно отмечено высокое значение мифопоэтических механизмов не только для ранних форм историописания, но и "для эпох, когда существует развитая историческая традиция" (7). Признание мифа константным культурным явлением позволяет снять извечную оппозицию между древней и современной мифологией, тем более, что границы понятия "современный" представляются довольно зыбкими.

2. Феномен мифа не сводится к архетипическим формам мировосприятия, хотя именно они являются его основой. Архетипы находят своё выражение в многообразных исторически обусловленных семантических формах. Разумеется, анализ историографического мифа лишь с установкой на нахождение в нём определённых мифологических фигур не является продуктивным для ремесла историка, так как исторический подход ориентирован скорее на поиск уникальных явлений и событий прошлого. Язык архетипической психологии здесь выступает скорее как универсальная схема описания культурных текстов, но ни в коем случае не ограничивается этим. Тем не менее, большинство исследований историографического мифа, которых, нужно отметить, вообще не так много, идут по иному пути, оценивая современное историческое творчество как сублимированные "архетипы мифологического конструирования древних" (8).

3. Мифологический текст может быть прочитан и интерпретирован, исходя из признания наличия в нём нескольких исторически обусловленных "слоёв": архетипического, цивилизационного, конкретно-исторического, субкультурного и персонального. Это наиболее сложное в теоретическом отношении положение мифоисторизма. Архетипический слой связан с мифологическими фигурами коллективного бессознательного. Цивилизационный слой ассоциируется нами с эталонными ценностными нормами и поведенческими стратегиями, закреплёнными в культурном сознании и имеющими этно-конфессиональную природу (9). В исторических текстах этот уровень проявляется, как правило, в образах времени и пространства, обуславливает характер функционирования субъекта в этом пространственно-временном континууме. Конкретно-исторический уровень составляют прецеденты, повлиявшие на повседневность общества, в котором создаётся то или иное историческое произведение. Это отсылки к тому, что Ю.М. Лотман называет общим цитатным планом аудитории или "образом аудитории" в тексте. Субкультурный уровень историографического мифа соотносим по содержанию с ценностными ориентациями и жизненными реалиями той социальной группы, в рамках которой автор создавал своё историческое произведение. В советских исследованиях по историографии этот уровень чаще всего идентифицировался как специфика классового сознания историка, а его фиксация носила оценочный и упрощённый характер. Персональный уровень историографического мифа отражает индивидуальный мифологический пласт сознания историка, обеспечивающий своеобразие его произведений и включающий психологически обусловленную личностную ангажированность. Введение персонального компонента в теоретическую модель мифологического текста позволяет нейтрализовать кажущееся противоречие между персональным мифом З. Фрейда и мифологией коллективного бессознательного К. Г. Юнга.

4. В рамках концепции мифоисторизма отдельно оговаривается определение современного мифа. Современный миф - это видение мира, основанное на символической сакрализации объектов окружающей действительности и выраженное в нарративной форме.

Современный миф чаще всего интерпретируется в литературе как результат сознательного высокотехнологичного конструирования социальных стереотипов (10). Подобный подход к осмыслению современной мифологии не только противоречит устоявшейся в рамках мифологических исследований традиции интерпретации феномена мифотворчества (11), но и поразительно напоминает традиционные мифологические построения. Создаётся своеобразный "миф о сотворении мифа", содержащий в себе:

1) оппозицию "истина-ложь";

2) образ манипулятора-мифотворца, противостоящий образу "честного учёного" и явно соответствующий архетипу "тень";

3) мотив космогинии (сотворение мифа);

4) мотив выбора пути, открывающийся перед целевыми аудиториями в процессе восприятия мифологического текста.

Описание "мифа о сотворении мифа" могло бы составить материал для отдельного исследования. В контексте же проблематики, освещаемой в данной статье, нам важно отметить, что использование понятия "миф" в качестве ведущего операционного термина не позволяет превращать его в маркёр антинаучности, наделённый отрицательным ценностным смыслом. Миф может и должен исследоваться как самостоятельный феномен, безотносительно к истинным характеристикам отражённых в нём объектов.

Кроме того, следует обратить особое внимание на выраженность мифа в нарративной форме, на которой мы настаиваем в приведённом выше определении. Это особенно актуально при осмыслении историографического мифа, так как "историографическое письмо самой своей природой обречено на постоянное метание между сциентическим дискурсом и мифологическим нарративом" (12).

Принцип мифоисторизма позволяет взглянуть на явление историографического мифа с сугубо аналитических, безоценочных позиций, определяя его не как "мифологический шлак исторической науки" (13), но как закономерное явление культуры, обладающее своими собственными механизмами и принципами функционирования. Разумеется, любая теория требует длительной апробации в исследовательской практике с одновременным внесением в неё соответствующих уточнений и дополнений.

Следует, однако, отметить, что данный теоретический подход окажется совершенно непродуктивным для исследователей архаичного мифа, так как будет охватывать лишь базовый (архетипический) слой в выделенной нами структуре мифологического текста. В тоже время, "Мифоисторизм" будет весьма полезен при исследовании мифов (в том числе и историографических) Нового и Новейшего времени, так как позволяет отойти от универсализации мифологических феноменов, найти в них их собственные исторически обусловленные основания.

Литература и примечания

1. Мучник В.М. Актуальность мифа. О тенденциях развития исторического сознания в канун третьего тысячелетия.// http://klio.tsu.ru/myth.htm
2. См., напр.: Черняк В.С. Мифологические истоки научной рациональности // Вопросы философии. 1994. 9.
3. Шатин Ю.В. Исторический нарратив и мифология ХХ столетия // Критика и семиотика. Вып. 5, 2002. С. 103; Шатин Ю.В. Политический миф и его художественная деконструкция // Критика и семиотика. Вып. 5, 2003. С. 67-78; Теребихин Н.М. История и мифология в идеологии сталинизма // Десталинизация сознания: проблемы и перспективы: Тез. докл. межреспубл. Научно-практической конференции 12-17 июля 1989 г. Архангельск . Соловки, 1989. С. 15-19.
4. Менжулин В. К истории одного конфликта // Между Эдипом и Озирисом: становление психоаналитической концепции мифа. Львов-Москва, 1998. С. 24.
5. Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов // Вопросы философии. 1991. 10.
6. Топоров В.Н. История и мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. (В 2 томах). М., 1987. С. 572.
7. Багдасарьян В.Э. Проблема мифологизации истории в отечественной литературе 1990-х гг. М., 2000. С. 37.
8. См., напр.: Антоненко С. Конфессиональная составляющая исторического дискурса в современной России // Исторические исследования в России . II: Семь лет спустя. М., 2003. С. 282-312.
9. См., напр.: Багдасарьян В.Э. Проблема мифологизации истории в отечественной литературе 1990-х гг. М., 2000. С. 4; Гулыга А.В. Искусство в век науки. М., 1978. С. 52; Шатин Ю.В. Исторический нарратив и мифология ХХ столетия // Критика и семиотика. Вып. 5, 2002. С. 101 и др.
10. Парадоксальный характер термина "мифотворчество" подчёркивался, в частности: Пятигорский А. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М., 1996. С. 49; Стеблин-Каменский А.Я. Миф. Л., 1976. С. 82.
11. Шатин Ю.В. Политический миф и его художественная деконструкция // Критика и семиотика. Вып. 5, 2003. С. 68.
12. Багдасарьян В.Э. Проблема мифологизации истории в отечественной литературе 1990-х гг. М., 2000. С.4.