Мифическое время есть время "начальное", "правремя", предшествующее времени эмпирическому. В это время демиургами и культурными героями создается нынешнее состояние мира, которое потом описывается в обрядах и мифах. А так как "сотворение мира есть творчество по определению, то космогонический миф становится образцовой моделью для всего многообразия творческих проявлений".
В этих мифах особенно отчетливо прослеживается мотив превращения хаоса в космос. В них непосредственно отражаются космологические представления о структуре космоса, описывается его вегетативная, зооморфная или антропоморфная модель. Видимо поэтому первобытные народы не знают такого понятия как "ноль", оно появляется в более развитых культурах (Месопотамия; в иудейской культуре - это карты таро; древне греческая культура и так далее), но и там они символизируют безумие и ужас, так как из "пустоты" мир не может уже быть построен заново: нет первоматериала для строения нового космоса, и именно это вселят ужас небытия и безумие. Понятие "ничто" всегда изображалось петроглифом воды или сырой земли. Эти представления исходят из космогонических мифов, в которых "все первое, изначальное" появляется из этих стихий. Иными словами во всех планах бытия вода есть порождающее начало, источник жизни.
По представлениям многих северных народов Землю со дна мирового океана достает ныряющая птица, и от смеси донного ила с кровью птицы Земля начинает расти. Один из мифов угров рассказывает: "Вначале земли не было, была только одна вода. Бог решил сотворить землю и человека, для чего приказал большой птице (гагаре - лула) нырнуть в воду и достать оттуда земли. Но большая лула земли достать не могла. Тогда Бог послал малую лулу. Та глубоко нырнула в воду и пробыла там три дня. Когда она вынырнула на поверхность воды, из клюва у нее показалась кровь, а вместе с кровью там оказалась и жидкая земля".
По более ранней прауральской версии похожего мифа, бытовавшего у ненцев, мир рисуется как сочетание воды и мировой горы, на которой жил Нум. Сначала Нум посылает на поиски земли "верхних птиц" - лебедя и гуся, но те вернулись с ответом, что нигде земли нет. Тогда он отправил гагару, которая нырнула и, пробыв под водой шесть дней, увидела землю, но достать так ее и не смогла. После чего Нум отправил птицу льюури, которая нырнула и, пробыв под водой семь дней, вынесла наверх землю. Из этой земли Нум и сотворил сушу.
В этих двух мифах нас интересует несколько моментов. Прежде всего, "все появляется из ничего", но как только появляется земля, вода превращается в одну из стихий. Сотворение земли предстает здесь как единичная воля творца, который посылает поднять со дна моря кусок земли птицу. "Тем самым Сотворение происходит от "ничего" через единичное и двоичное" : две ныряющие птицы; двойные аппозиции бог и птица; верх и низ; бог и море. От двоичного миф приходит, в итоге, к троичности Верха, выраженного богом, живущим на горе и небом; Середины или Земли и Низа, который представлен морем, которое является символом смерти и нижнего мира ("великого ничто").
Другим важным моментом в этих мифах является представление о том, что Верховное божество не сотворяет землю из уже имеющегося материала, а достает землю со дна океана. Это объясняется несколькими причинами: во-первых, у народов уральской группы гора ассоциируется, прежде всего, с железом и небом, а не со стихией воды. Во-вторых, что более важно, земля, поднятая со дна мирового океана - это materia prima, которую из состояния потенциальности выводит кровь божественной птицы. Кроме того, акт поднятия земли знаменует собой начало подчинения, а значит, и упорядочивания первичного хаоса.
Подобное не под силу даже верховному божеству: во всех легендах он просит это сделать различных птиц. Удается это сделать только буле (в угорском мифе), льюури или паяры (по представлениям ненцев). Важно отметить, что изображение гагары паяры устанавливается на вершину шаманского чума. Поэтому с образом малой гагары, у ненцев, соотносится с птицей Минлей, которая тоже железнокрылая и то же сидит на верхушке шеста сымзы. Превращение малого в великое для северных народов вполне закономерно: старик со старухой в итоге ставятся Нумом и Я-Миня; младший брат остается "дураком" пока не начинаются его испытания. То есть, малое превращается в великое при переходе из одного мира в другой, при пересечении кругов мироздания.
Маленькая гагара паяры и ее двойник Минлей связаны с двумя нижними мира - Подземным миром и Севером. Гагара не только ныряет на дно мирового океана, но и в одной из шаманских песен рисуется как проводник шамана в нижний мир. Минлей - предстает посланником Нума, который посылает его поднимать снежные вихри . Дуальность образа Минлей - паяры выражается в одном и из мифов о сотворении мира: Нум в образе горностая, получив изо рта гагары один камешек и одну крупицы земли, отстраняет ее от дальнейших дел, и велит ей не смотреть и спать, пока он занят творением Земли.
Таким образом, ныряющая птица - это образ связанный настолько же с Верхним миром, так как все птицы связанны с небом, насколько и с Нижним. Поэтому и нижний дух, воплощенный в гагаре, оказывается соучастником сотворения. "Спор о том, "кто есть первый" - Нум или его извечный соперник Нга, проходит в мифологии от сотворения до пересотворения. Этот спор и вызывает столкновения, в которых гибнет земля, скрывается Солнце в темнице Нга, рождается и умирает человек".
Ритм этих повсеместных столкновений различен: через каждые семь десятков лет в тундру приходит большая жара, и берега рушатся; через каждые две тысячи лет приходит большой потоп, что бы все уничтожить. Этот потоп посылает Хэбидя Хо Ерв (Хозяин Священной березы), это единственный дух, с которым не в силах совладать даже сам Нум. Он живет в дупле семиствольной березы. Через каждые две тысячи лет он поднимает свою березу, и из-под нее корней разливается по земле вода великого потопа. Люди гибнут, затем они появляются вновь и живут две тысячи лет.
Мифы, рассказывающие о временах после потопа, начинаются все одинаково: раньше был обитаемый мир, но он был, почему-то разрушен: "Сбежавшая из "города" обреченная на заклание старая кобыла рожает на берегу моря сына, нарекаемого Юно Ню (Сыном лошади). Найдя развалины дома, он прожил там три года, поедая мышей и птенцов. По истечении этого срока со стороны солнца к дому явился человек по имени Иба-сей Ню (Тепла-сердца сын). Вместе они стали охотиться на диких оленей, съедая мясо сырым (за отсутствием огня). Еще три года спустя со стороны заката к ним явился человек по имени Пий-сей Ню (Ночи-сердца сын).
Собравшись втроем, они обходят развалившееся жилище и ведут разговор. Юно Ню предлагает варить пищу. Иба-сей Ню находит два камня и высекает огонь. Юно Ню изготовляет из железа нож и топор. Пий-сей Ню вырезает из дерева черпак и блюдо. Вместе они отстраивают дом. Отныне, принося в дом диких оленей, они варят мясо.
По истечении трех лет Юно Ню расстался с Иба-сей Ню и Пий-сей Ню, отправив первого в сторону теплых ветров, второго - к закату солнца, "чтобы люди могли спать спокойно". А сам Юно Ню вначале узнает, что он Си"ив Нум Ню (Сын Семи Небес), а затем становится Нумом, а его жена - Хаэр (Солнцем)".
У лесных ненцев есть еще одна легенда о светопреставлении, в котором участвуют Нум Нися (Отец Небо) и Нум Небя (Небо Мать): "Было время, когда Нум Нися и Нум Небя сделали сыновей: русского, ханта и ненца. Те сначала жили дружно, потом разругались. Нум Нися велел им разойтись по разным местам: старшему на Обь, среднему и младшему - в холодные края. После этого пришел огонь. Семь дней горел огонь. Люди спаслись на острове. Потом с севера пошел лед, стало много воды. Семь дней шла вода. Потом три года было лето, и вода везде высохла, все животные пропали. Потом три года была зима, и от холода умерли те, кто еще не умер, даже люди. Небо с Землей в ту пору поссорились, вместе не жили. Потом Небо говорит Земле: "Как ты будешь жить? Я смотрю сверху - ничего не видно, ни одного человека. Без детей плохо". Земля отвечает: "Надо снова детей найти". Тогда они отрезали от себя кусок мяса и бросили. Появились мужчина и женщина".
При быстром прочтении последнего мифа может показаться, что он написан задом наперед: сначала он рассказывает о трех братьях, а затем о сотворении первых людей. Подобные инверсии характерны для такого рода космогонических мифов; в предыдущем мифе мир открывается заново тоже после того как уже существуют города и стойбища. Однако все это использовано для описания очередного первоначального Хаоса. "Все они не столько "корни", сколько перевернутая земля с оборванными корнями".
В мифе о Юно Ню, мы видим мотив упорядочивания Хаоса, который выражается аппозициями сырое / вареное, дикое / домашнее, разрушенное / построенное заново: герой, рожденный старой кобылой, открывает мир заново, несмотря на то, что до этого существовал "город"; отрывает заново орудия труда и огонь; упорядочивает мир, приводя вновь в движение солнце, и в конце узнает свое истинное имя, таким образом, мир снова обретает своих богов. Во втором мифе мотив Хаоса выражается в рассказе о том, что земля с Небом поссорились из-за чего и происходят страшные катаклизмы, ведущие к смерти всего живого.
Таким образом, в этих двух мифах мы видим создания мира из materia secunda, которая изначально является живой и уже очищенной от "грехов и болезней". Поэтому перед собой мы, несомненно, видим милленаристскую мифологию. Как отмечает Мирча Элиаде для этих мифов характерно несколько мотивов: во-первых, милленаристические движения могут быть рассмотрены как развертывание мифо-ритуального сценария периодического возобновления мира. Во-вторых, это прямое или косвенное влияние христианства. В-третьих, приверженцами этих настроений являются по сути своей противники Запада, хотя они и подвержены влиянию западной культуры и проявляют желание приспособить к своим потребностям религию и образование белых людей. И, в-четвертых, во всех этих движениях считается, что конец мира в конце тысячелетия неизбежен, но он произойдет после космического катаклизма или исторической катастрофы.
Таким образом, ни потоп, ни творение мира не являются преданиями "старины глубокой". Они направлены настолько же в прошлое насколько и в настоящее и будущее, когда мир оживет заново. В то же время сам ритм потопов или же других катаклизмов, не столько разделяет различные эпохи, сколько связывает их в некую череду разрывов, объединенную идеей Верховного божества.
Литература